[Катюшка]

Ты - стерва.

Я стою у окна, обхватив себя руками за плечи. На мне – старые джинсы и рубашка – синя, фланелевая, в клеточку, отцовская, длинная, широкая, свободная, расстёгнутые рукава свисают с кистей. Твои слова о том, что вот такая ты стерва, я слушаю уже восьмой раз. Самое смешное, что это – не преувеличение. Я считала, у меня даже галочки на обоях на кухне стоят. За четыре года нашего знакомства ты изменила мне восьмой раз. Другие парни – это не измена девушке? ...Из этих 8 было 5 «увлечений», но 3 – настоящих влюблённости, когда ты неделями про меня забывала, как сейчас, с этим…
Я уже слышала, что ты стерва, шлюха, последняя идиотка, но всё равно меня любишь. Я всё это уже слышала, милая.
Я слушаю тебя, глядя в окно. За окном – всё тот же парк аттракционов, и ближе всего к улице – и к нашему дома – бешено жужжащие «врезающиеся машинки» и «американские горки». Господи, как на них орут! А на «врезающихся машинках» недавно разбились в кровь мать с ребёнком (вроде бы с сыном). Интересно, они оба живы? Надеюсь, что да… А то ещё и «машинки» разберут как ту «космическую карусель». Как-то вечером двум мальчишкам из нашего двора пришло в голову раскрутить её самим. Один свалился вниз, когда решил подойти к центральному барабану. Другой попытался ему помочь и свалился сам. Обоих зажевало насмерть.
Ты подходишь сзади и шепчешь мне что-то на ухо. Твой шёпот щекочет мне ухо, губами ты почти касаешься его мочки. Твои руки ложатся мне на плечи. Твои глаза – я знаю! – полны слезами искреннего раскаяния. Обычно здесь я сдаюсь – за редким исключением, - но не сегодня.
Мои глаза мокрые – ой, ёлки-палки, как они блестят! Но плечи твёрдые, неподвижные, я смотрю в парк. Фланелевая рубашка мне поможет выстоять против твоих объятий. Это – отцовская рубашка, отец всегда помогал мне. Только отец никогда не знал, что его дочь станет лесбиянкой. Отец очень любил меня. Он умер от отравления газом, на своём чёртовом заводе. Я никогда не была там, но отец иногда приносил мне оттуда разные цветные бутылочки.
Ты видишь, что я не расслабляюсь под твоими ладонями и не отдаюсь твоим поцелуям. Началась самая тяжёлая стадия. На ней я сломаюсь. Да, да, я знаю, что сломаюсь. Ты обидишься и пригрозишь уйти. Или даже уйдёшь, хлопнув дверью, а я не пойду за тобой. И меня заломает от боли, согнёт пополам, я не смогу вдыхать воздух и меня затошнит. Я, шатаясь, вся в слезах, доберусь до сортира. Оттуда – через полчаса – до сумочки. Буду сидеть на пыльном полу в коридоре и курить, потом меня будет тошнить снова, потом я позвоню по телефону доверия, заберусь в ледяную ванну или выйду голая в подъезд. Доберусь до кровати, вспомню, что была на ней с тобой, содрогнусь от отвращения. Всю ночь буду ломать телефон, чтобы не звонить тебе. Но – обязательно! – не доломаю, дозвонюсь, буду умолять тебя, чтобы ты вернулась. Ты приедешь – скоро, минут через двадцать – пьяная вдрызг, обхватив мою пылающую голову своими почему-то всегда холодными руками, расцелуешь меня в лоб, в губы, всё лицо, поклянешься, что больше - никогда!..
Это было уже два раза. Я хорошо помню последний – из этих двух. Парень работал над кандидатской, очаровательный молодой человек, твои родители впились в него что было сил (лишь бы отвадить тебя от меня!). Когда я не смогла сразу простить тебя, ты заявила, что уходишь к нему – обратно – и ушла. Пока я до тебя не дозвонилась.
А как я могла сразу простить, моё золотце, тебя, если до этого провела полтора месяца в кошмарном сне, когда ты пропадала неделями… А ТА ночь?! О Боже, адская ночь! Ты тогда сказала мне, что приедешь, точно приедешь, стопудово приедешь. За 20 минут до назначенного времени – 8 вечера – ты позвонила мне и сказала, что уже добираешься ко мне… К 12 ночи я обзвонила всех твоих и моих знакомых и родных – тебя не было нигде. Твой сотовый глухо молчал. До часу ночи я обзвонила все отделения милиции и больницы. Тебя не было нигде, твой сотовый был отключён… В три часа ночи я набрала номер морга. Господи, любимая моя, ты никогда не поймёшь, что я чувствовала, пытаясь попасть пальцем в нужную мне цифру!... …Когда ты следующий день твой мобильник заработал – ты включила его… Ты рассказала мне про внезапное свидание с этим самым парнем – его планы внезапно изменились, он пригласил тебя в ресторан, умолял отключить телефон, чтобы никто вам не мешал – вы играли в похищение принцессы, вы провели чудесную ночь, забыв обо всём на свете… Я не сказала тебе ничего в ответ, только попросила встретиться с тобой. Ты пришла – нарочито дерзкая, самоуверенная, готовая оправдываться презрением. Дура! Я ничего не сказала, я молча бросилась к тебе, обняла сильно-сильно. Не целовала, не плакала. Только обнимала тебя – касалась тебя – ты жива, жива, жива, ты жива, с тобой всё в порядке, милая, любимая, ты жива…
Итак, ты видишь, что я молчу, ты говоришь презрительное «ах так», ты констатируешь: «видимо, теперь это навсегда». Ты уходишь, хлопнув дверью. Что ж я стою-то, дура дурой? Твои шаги всё дальше, дальше – лифт опять не работает. Вот сейчас ты уйдёшь, и всё! Я не буду тебе звонить, ты больше не моя жена, не моя любовь, не моя жизнь. Значит, у меня больше нет жизни? Значит, я умираю?
Я всё равно буду просить у тебя прощения – это неминуемо, это судьба. Либо просто сдохну от тоски. Эй, стой!
Я выбегаю на грязную лестничную клетку, прямо в тапках, кричу:
- Оль, стой!
Голос срывается, сипит, но твои шаги останавливаются. Я рывком захлопываю старую рыжую дверь в квартиру и бегу вниз, к тебе, прыгая через две ступеньки. Я ору на весь подъезд:
- Погоди!
- Зачем? – слышу я твой ну очень равнодушный голос.
- Да затем, стерва ##нутая, что я люблю тебя! – на этих словах я и выворачиваю на лестничную площадку, где ты стоишь. Ты стоишь у окна, я не вижу твоего лица, а вот ты моё – идеально, должно быть.
Видимо, ты решила оскорбиться. Проходишь мимо меня, вниз. У меня – слёзы в глазах. Голос истеричный.
- Идиотка! Я люблю тебя!
Ты уходишь.
- Проваливайся к чертям собачьим!
Ты останавливаешься. Мы стоим так мучительно, долго, не видя друг друга. Наконец, ты начинаешь подниматься, а я – спускаться. Бросаемся друг другу в объятия, едва не падаем с лестницы, целуемся взасос. Я не знаю, что будет в следующую минуту – разойдёмся мы или вернёмся в квартиру (кстати, интересно, у тебя есть ключи? дверь-то я захлопнула). То есть знаю – вернёмся. Я чувствую, как бьётся твоё сердце – один в один с моим – ты ведь тоже любишь меня, стерва! Но я не знаю, что будет потом, совсем потом. Я целую тебя, я люблю тебя, и ты говоришь мне заветное «я люблю тебя». Стерва, две стервы, садомазохизм какой-то… Я так люблю тебя, Оленька!