DreamBreaker
12-04-2006, 15:52
- Ты знаешь, мне вчера приснился сон… Ты… Ты была такая красивая! Но… ты плакала…
- Я? – усмехнулась она. – И почему же?
Он подошел к столу, пододвинул пепельницу поближе к себе.
- Дорогая, ты не знаешь, где зажигалка? Ах, да, вот же она… - он затянулся и закрыл глаза.
Она подошла к нему, обняла, поцеловала в щеку и спросила:
- Так почему я плакала? Ведь ты же знаешь, что ни один мужчина не стоит моих слез.
[Ха, вот нахалка! Черт возьми, но какая красивая эта нахалка!]
Он открыл глаза, слабо улыбнулся:
- Хочешь, я расскажу тебе свой сон?
- Конечно милый, - она убрала руку с его плеча и игриво подмигнула.
- Мне приснилось море… Я лежал на берегу у самой кромки воды, слушал шум прибоя, холодная вода ласкала мое тело. Да, был вечер, и я хотел полюбоваться закатом, но было пасмурно, и я смотрел на облака, и думал… Я даже не помню, о чем я думал, но мне было хорошо…
Он втянул в себя дым и посмотрел на нее – она сидела в кресле, полуобнаженная, прекрасная и совершенно неземная, нереальная, похожая на мираж в пустыне, который появляется в тот момент, когда ты уже почти сошел с ума; появляется, как злая усмешка на устах Всемогущего; появляется в наказание тебе, а не во спасение, но ты не понимаешь этого, ты ползешь к нему из последних сил в надежде утолить жажду, а он лишь манит, но не ближе не становится, как ни старайся. И она, со своей заоблачной самоуверенностью и до тошноты совершенной красотой, напоминала именно мираж.
- Котик, зачем ты мне рассказываешь какой-то нудный сон? Мне скучно, - она встала и подошла к плите. – Хочешь кофе?
- Сядь, - тихим, но властным голосом сказал он. – Дослушай до конца.
Она пожала плечами и подчинилась ему.
- Я лежал. Мне было хорошо и вдруг… - его губы дрогнули. – Появилась ты. Ты была чем-то встревожена. Но… я был настолько поглощен своими мыслями, что даже не взглянул на тебя, – он облизал пересохшие губы. – Я просто не мог оторвать глаз от неба, настолько оно было красивое…
- Какой-то дурацкий сон, - проворчала она.
[Господи, как же она прекрасна! Даже когда сердится! Когда хмурит брови и прикусывает губу, когда смотрит на меня вот так, пристально, как сейчас. Ммм!!!]
– Ты во сне ничего такого не курил?
[И даже, когда несет какую-нибудь чушь!]
- Нет. Не перебивай меня, пожалуйста, - с едва сдерживаемым раздражением сказал он и продолжил. – Ты склонилась надо мной, начала меня тормошить, бить по щекам, а потом вдруг… Ты не поверишь, ты начала реанимировать меня всеми известными тебе способами… Но поскольку ты нихрена не умеешь, то успехов ты не добилась. Я еще подумал тогда: «Зачем ты бьешься надо мной? Ведь я жив, просто…» В общем, последнее, что ты попыталась сделать, это было искусственное дыхание, но лишь только ты коснулась моих губ... Ты вдруг решила, что уже ничего не можешь поделать, и ты заплакала. А я подумал… Да, подумал, несмотря на то, что был мертв и думать не мог, тем не менее я подумал: «Вот же с-с-сука!!! Все, что нужно: вдохнуть воздух в мои легкие, надавить на грудную клетку и завести мое сердце, и я снова буду жив. Эй, ведь еще можно все исправить!» Но тебе плевать! Ты распустила сопли, тебе просто жаль саму себя! Я ненавижу тебя! Тварь!
Он очнулся. Капли крови стекали с лезвия ножа, обыкновенного кухонного ножа, которым режут хлеб… и не только хлеб… Мираж? Ха!
Кровь была повсюду: на одежде, на руках, на полу, на стенах, и даже на губах оказалось несколько капель, теплых, соленых, морских капель человеческой крови. Она лежала на полу в какой-то причудливой позе, должно быть очень неудобной, хотя ей, скорее всего, было уже безразлично. Ее тело было прекрасно, оно еще хранило тепло, и даже эти темно-красные полоски на ее бархатной коже не могли испортить красоты, наоборот, они даже придавали какой-то ей дикий шарм. Как она хороша, Господи!..
- Сорок семь… - прошептал он. От вида крови ему стало плохо, и он отключился.
Он очнулся. Она подошла к нему, обняла, поцеловала в щеку и спросила:
- Так почему я плакала? Ведь ты же знаешь, что ни один мужчина не стоит моих слез…
- Я? – усмехнулась она. – И почему же?
Он подошел к столу, пододвинул пепельницу поближе к себе.
- Дорогая, ты не знаешь, где зажигалка? Ах, да, вот же она… - он затянулся и закрыл глаза.
Она подошла к нему, обняла, поцеловала в щеку и спросила:
- Так почему я плакала? Ведь ты же знаешь, что ни один мужчина не стоит моих слез.
[Ха, вот нахалка! Черт возьми, но какая красивая эта нахалка!]
Он открыл глаза, слабо улыбнулся:
- Хочешь, я расскажу тебе свой сон?
- Конечно милый, - она убрала руку с его плеча и игриво подмигнула.
- Мне приснилось море… Я лежал на берегу у самой кромки воды, слушал шум прибоя, холодная вода ласкала мое тело. Да, был вечер, и я хотел полюбоваться закатом, но было пасмурно, и я смотрел на облака, и думал… Я даже не помню, о чем я думал, но мне было хорошо…
Он втянул в себя дым и посмотрел на нее – она сидела в кресле, полуобнаженная, прекрасная и совершенно неземная, нереальная, похожая на мираж в пустыне, который появляется в тот момент, когда ты уже почти сошел с ума; появляется, как злая усмешка на устах Всемогущего; появляется в наказание тебе, а не во спасение, но ты не понимаешь этого, ты ползешь к нему из последних сил в надежде утолить жажду, а он лишь манит, но не ближе не становится, как ни старайся. И она, со своей заоблачной самоуверенностью и до тошноты совершенной красотой, напоминала именно мираж.
- Котик, зачем ты мне рассказываешь какой-то нудный сон? Мне скучно, - она встала и подошла к плите. – Хочешь кофе?
- Сядь, - тихим, но властным голосом сказал он. – Дослушай до конца.
Она пожала плечами и подчинилась ему.
- Я лежал. Мне было хорошо и вдруг… - его губы дрогнули. – Появилась ты. Ты была чем-то встревожена. Но… я был настолько поглощен своими мыслями, что даже не взглянул на тебя, – он облизал пересохшие губы. – Я просто не мог оторвать глаз от неба, настолько оно было красивое…
- Какой-то дурацкий сон, - проворчала она.
[Господи, как же она прекрасна! Даже когда сердится! Когда хмурит брови и прикусывает губу, когда смотрит на меня вот так, пристально, как сейчас. Ммм!!!]
– Ты во сне ничего такого не курил?
[И даже, когда несет какую-нибудь чушь!]
- Нет. Не перебивай меня, пожалуйста, - с едва сдерживаемым раздражением сказал он и продолжил. – Ты склонилась надо мной, начала меня тормошить, бить по щекам, а потом вдруг… Ты не поверишь, ты начала реанимировать меня всеми известными тебе способами… Но поскольку ты нихрена не умеешь, то успехов ты не добилась. Я еще подумал тогда: «Зачем ты бьешься надо мной? Ведь я жив, просто…» В общем, последнее, что ты попыталась сделать, это было искусственное дыхание, но лишь только ты коснулась моих губ... Ты вдруг решила, что уже ничего не можешь поделать, и ты заплакала. А я подумал… Да, подумал, несмотря на то, что был мертв и думать не мог, тем не менее я подумал: «Вот же с-с-сука!!! Все, что нужно: вдохнуть воздух в мои легкие, надавить на грудную клетку и завести мое сердце, и я снова буду жив. Эй, ведь еще можно все исправить!» Но тебе плевать! Ты распустила сопли, тебе просто жаль саму себя! Я ненавижу тебя! Тварь!
Он очнулся. Капли крови стекали с лезвия ножа, обыкновенного кухонного ножа, которым режут хлеб… и не только хлеб… Мираж? Ха!
Кровь была повсюду: на одежде, на руках, на полу, на стенах, и даже на губах оказалось несколько капель, теплых, соленых, морских капель человеческой крови. Она лежала на полу в какой-то причудливой позе, должно быть очень неудобной, хотя ей, скорее всего, было уже безразлично. Ее тело было прекрасно, оно еще хранило тепло, и даже эти темно-красные полоски на ее бархатной коже не могли испортить красоты, наоборот, они даже придавали какой-то ей дикий шарм. Как она хороша, Господи!..
- Сорок семь… - прошептал он. От вида крови ему стало плохо, и он отключился.
Он очнулся. Она подошла к нему, обняла, поцеловала в щеку и спросила:
- Так почему я плакала? Ведь ты же знаешь, что ни один мужчина не стоит моих слез…